Валька не любила Новый год. И не только потому, что в этот день она никогда не получала подарков в яркой фольге. Просто вся жизнь ее была похожа на новогоднюю мишуру, скомканную после праздника.
— Петрова, ну ты хоть узелок где-нибудь завяжи — если память такая короткая, — поучала Вальку староста класса Ирка Коротич. — Сколько раз я буду тебе напоминать, чтобы ты сдала деньги на подарок Елене Петровне. Ты что же, не уважаешь классного руководителя? — Она вскинула свои белесые бровки, вопросительно взглянув на Валю. Та вспыхнула и чуть слышно проронила:
— Я завтра принесу...
И уже не в силах сдержать навернувшиеся слезы она схватила свой старенький портфель, выбежала из класса и понеслась вниз по ступенькам, к выходу. Заледенелая школьная дверь никак не хотела поддаваться, и Валя навалилась на нее всем своим маленьким хрупким тельцем. В том порыве было так много отчаяния и боли, что дверь жалобно заскрипела и распахнулась перед силой большого детского горя и безутешной обиды. Валька поспешила домой, гонимая обидой и ветром. Дома (уже который день) на обед макароны. Накладывая их в тарелку, мама прячет взгляд. Валя давно научилась понимать значение виновато опушенной головы матери. Значит, денег нет, и в ближайшее время их не будет. Скромной маминой зарплаты библиотекаря едва хватает им на месяц. Тяжело осознавать, что завтра снова придется слушать упреки от Ирки, но еще страшнее заставить маму испытать унижение за собственную несостоятельность. Валька уже не маленькая все понимает и она слишком любит свою мать, чтобы пришить ей боль. Поэтому она мужественно съедает порцию ненавистных макарон и. целуя маму в щеку, шепчет ей на ухо: «Спасибо, мамочка, было очень вкусно». Только закрывшись в своей комнате, она дает волю чувствам — больше не сдерживает рыдания...
Этот эпизод из детства, внезапно всплывший из закоулков памяти, напомнил Валентине об изобилии еды в холодильнике, которую она упрямо игнорировала. «Надо заставить себя поесть», — шептала Валя, тщетно пытаясь подняться с дивана, к которому, казалось, приросла. Как долго она сидит вот так, не двигаясь, Валентина не знала. Ноги давно затекли, звуки за стеной у соседей постепенно стихли, а она все так же неотрывно смотрит в одну точку, не в силах пошевелиться. Снова за окном день заступил ночь, на смену ему пришел вечер, но для Вали время остановилось много дней назад, в новогоднюю ночь. Она вдруг всхлипнула, почувствовав то же отчаяние, что и двадцать лет назад.
Праздник Нового года в детском саду. Валька прячет торчащие коленки, прикрывая платьицем, и, терпеливо сидя на стуле, ждет подарка. Сотни раз она повторяет свой стишок. Внимание ее то и дело отвлекает Дед Мороз: сколько у него игрушек! Для Людки у него кукла, для Васи — машинка, Петьке достается лошадка. Даже Светке, которая забыла стихи, добрый Дедушка Мороз дарит чудный веер, совсем настоящий! И вот наступает долгожданный миг. Валька отыскивает глазами в толпе взрослых свою маму. Та ободрительно улыбается, дескать, не подведи. И Валька с дрожью в коленках начинает звонким голоском: «Пришла зима...» Стихотворение не по годам сложное. Она с выражением, не сбиваясь, декламирует все пять строф. Заслуженный шквал аплодисментов, и воображение уже рисует вожделенный подарок, — она даже ощущает запах синтетических волос новой куклы... Как вдруг многообещающая улыбка Деда Мороза сменяется растерянностью — в мешке больше не осталось подарков. Он в замешательстве снимает с елки большой синий шар и вручает Батьке. Хоровод из детишек в ярких красочных костюмах плывет перед глазами — праздник утонул в слезах и конфетти.
«Как странно, а я-то думала, что уже выросла, и все мои обиды остались далеко в детстве. — Валентина тяжело вздохнула. — Что же делать?» Безысходность взирала на нее из каждого уголка ее маленькой квартиры. Она была везде: в украшенной елке, в нелепо мерцающих китайских фонариках, в сверкающей мишуре и в ее сердце. Все детские обиды вдруг ожили. И серпантин воспоминаний закружил, вновь унося в прошлое.
«Успокоиться, я должна успокоиться» — стучало в висках у Валентины. Она обвела глазами комнату, надеясь отыскать там спасение от нагрянувших воспоминаний. Взгляд скользнул по столу, где среди вороха бумаг и книг покоился портрет Блока. «Любимый поэт мамы...» Когда-то такой же портрет украшал комнату матери, и Валька долгое время считала его своим отцом.
Когда же она стада стыдиться своих перешитых нарядов, то решила непременно стать успешным и обеспеченным человеком. Чтобы ни она сама, ни ее мама никогда больше не испытывали унижения или сочувствия окружающих — и то и другое уничтожает человека.
Она никогда не расскажет маме, как, учась в университете, ночами писала чужие курсовые работы, чтобы сэкономить присланные из дома деньги; как на пятом курсе подрабатывала переводчиком; и как от усталости и недоедания кружилась голова на лекциях. Зато после окончания иняза ей посчастливилось найти высокооплачиваемую работу в престижной фирме. И это была первая победа — их победа: ее и мамы. Затем было много работы, рост карьеры, покупка квартиры. И когда Валентина стала подумывать уже о собственном автомобиле, — повстречала Его. Улыбка скользнула по усталому лицу и исчезла в уголках губ. Валя окунулась в уютный плед, пытаясь вернуть душевное тепло. Сколько дней прошло со дня праздника Нового года? Она стала считать в слух:
— Один, два...
На столе так и стоит неоткупоренная бутылка шампанского...
— Три, четыре...
Новое вечернее платье так и осталось новым...
— Праздник снова прошел мимо...
Она оборвала жестокую считалку. Мама даже не подозревает, как тяжело сейчас на душе у ее Валюши. За пару дней до праздника Валя вручила ей новогодний подарок и сообщила, что этот год она будет встречать с любимым человеком. Хотелось зареветь, громко, во весь голос, как в детстве... Или рассердиться на кого-нибудь... все равно на кого: на отца, которого она никогда не видела; на Ирку Коротич, которая никогда не знала, как это, когда нет денег даже на еду; или на Того, кто заставил ее поверить в то, что нелепый праздник с новогодней мишурой может быть счастливым... И как только ее угораздило влюбиться в своего инструктора по вождению?! Сама до сих пор не может объяснить. Еще на занятиях она отметила, что за приятной внешностью и веселым нравом Дмитрия скрывается что-то более глубокое, о чем никто не знает. Она тоже не знала, но почувствовала это каким-то присущим только ей чутьем. Как-то она встретила его в городе. Он пришвартовывал свой старенький «Москвич» у входа в книжный магазин. От неожиданности она растерялась и поприветствовала инструктора нетрадиционным: «Это вы?» Смущенный Дмитрий ответствовал: «Если вы меня узнали, то делать нечего — это я... Вам, должно быть, неприятно, что ваш инструктор ездит на такой развалюхе?»
— «Ну что вы! — поспешила возразить Валя — Я всегда мечтала прокатиться на таком «чуде».
— «Тогда честь имею пригласить!» — галантным жестом Дмитрий открыл скрипучую дверцу.
Удивительным образом старый автомобиль объединил их сердца. Валя только сейчас поняла, откуда возникло духовное родство: старенький «Москвич» был так похож на ее детские обноски. А главное — он был таким же открытым и бесхитростным, как и его хозяин.
Валентина огляделась вокруг. Праздник Нового года уже давно был позади, но выбрасывать пестро украшенную елку совсем не хотелось. Казалось, что вместе с ней она выбросит последнюю надежду и больше никогда не сможет почувствовать того удивительного детского восторга, который испытала уже будучи взрослой. А может, потому, что не хотелось верить в то, что праздник закончился, так и не начавшись. Впервые в своей жизни Валентина украшала елку и впервые поверила в счастье, которое должно было прийти в новом году. Счастье по имени Любовь. Каждый ее видит по-своему, у Вальки она — голубоглазая, коротко стриженная и большая-пребольшая — под два метра роста. Развешивая разноцветные шары, она нарочно не украсила верхушку:
Придет Дима и сам коронует елку. А за праздничным ужином она поведает ему главную новость — и под бой курантов они загадают одно желание: всегда быть вместе. А он... просто не пришел. Не перезвонил и не объяснил — просто не пришел.
«Просто не пришел», — она отупело повторяла одну и ту же фразу, всякий раз с другой интонацией придавая разный смысл сказанному. То с болью и отчаянием, то с холодным равнодушием, а то и просто напевая, как мотив забытого шлягера. Где-то далеко гремел праздничный салют, и звучала музыка. Соседи сверху яростно сотрясали потолок танцами, и от этого хрупкие фужеры на Валькином столе отчаянно звенели, а шары на елке подпрыгивали в диком танце. Почему она осталась жить? Валя жадно потянула носом аромат хвои... Да просто теперь ее жизнь есть началом другой Жизни, а у Начала не может быть конца. «Мамочка... — Валя всхлипнула. — Прости! Ты столько раз мечтала, как оденешь мне подвенечное платье...»
Пронзительный звонок в дверь прервал Валины мысли. Она сидела не шевелясь, пока звонок не охрип. Ну и пусть, ей нет ни до кого дела. В дверь стали стучать. Она не желает никого видеть... Стук барабанной дробью звенел в ушах, и Валентине вдруг показалось, что сейчас выломают дверь. Придется все-таки открыть.
На пороге стоял... румяный Дед Мороз с шампанским и охапкой роз.
— Любимая, прости! Мне так хотелось, чтобы этот Новый год у тебя был, как никогда, счастливым. Помнишь фею, которая говорила, что подарки не получать вредно, когда ты их заслуживаешь?
Он достал из кармана маленькие ключики с брелком BMW:
— Вот твой подарок, сам пригнал из Германии. Не рассчитал время: застрял на таможне, да еще заснеженная трасса. Решил не звонить — хотелось сделать тебе сюрприз.
Это был первый новогодний подарок в ее жизни. Меньше всего Вале сейчас хотелось плакать, но предательский ком уже стоял в горле. Впервые она заплакала от счастья.
— Мы больше никогда не будем разлучаться, — гладя ее шелковые волосы, прошептал он. — Я прошу тебя стать моей женой.
Все в мире замерло, лишь торжественно сверкали шары на новогодней елке. Часы показывали без пяти минут двенадцать — начинался новый отсчет времени...